Второго августа, в Ильин день по церковному календарю, среди почитаемых святых значится имя священномученика Алексия Знаменского, пресвитера. Но оговоримся: в отрывных церковных календарях список святых печатается не в полном виде и этого имени можно не встретить, упоминается оно только в специальных церковных и толстых настольных изданиях, которыми, к сожалению, мало кто из прихожан пользуется. На этом имени в настольном календаре заострил внимание прихожанин храма Владимирской иконы Божией Матери Николай Знаменский.
– Этот святой – родной племянник моего деда Ераста Васильевича Знаменского, – заверил он. Причислен он к лику новомучеников и исповедников Российских определением Священного Синода Русской Православной Церкви в 2006 году. В этом же году в лике священномучеников канонизирован и протоиерей Сергий Знаменский, тоже мой родственник. К стыду моему, раньше этого года я об этом не знал…
Согласитесь, истинное смятение чувств может быть на душе от такого известия у каждого… Но Николай Николаевич интуитивно был подготовлен к нему. В годы гонений за веру Христову среди пострадавших тысячи священнослужителей. Судьба многих из них остаётся неизвестной, но милостью и благодатью Божией выявляются новые имена угодников Божиих, исповедников и новомучеников Русской Церкви. А в роду Николая Знаменского (дворянском по матери) служителей Церкви по отцовской линии было немало. Только у деда репрессированного протоиерея Ераста Васильевича Знаменского, настоятеля собора в Нижнем Ломове (Пензенская губерния), пятеро братьев из шести были священниками.
А всего родных Знаменских-священников, начиная с первой половины 18 века, более десяти! Да каких!
Брат деда протоиерей Степан Васильевич Знаменский (1804 – 1876), настоятель церкви в г. Пензе, был к тому же писателем, художником, этнографом. Братья деда: протоиерей Иоанн Васильевич – духовный писатель, а Дмитрий Васильевич (1877 – 1938,в монашестве Макарий) – епископ, викарий Пензенской епархии, репрессирован. Среди родственников архиерей Иоанн Знаменский (1730 – 178?, г. Пенза), а также епископ, архиепископ Николай Иванович (в монашестве Антоний, 1765 – 1824). Его родственниками являются и настоятель собора в Нижнем Ломове протоиерей Василий Николаевич Знаменский (1800 – 1860), Александр Георгиевич (1861 – 1932), протоиерей, настоятель соборов в Юрьеве Польском, член Государственной Думы первого созыва, репрессирован.
– Я думаю, список родственников-священников этими именами не исчерпывается, – предположил Николай Николаевич. – Когда в 80-е годы прошлого столетия я начал делать запросы в архивы, в ответах о священничестве вообще умалчивали, такие сведения я начал получать только несколько лет назад, поэтому продолжаю поиск…
Мы поинтересовались у Николая Николаевича, испытывает ли он особую помощь, имея среди своих родных святых угодников божиих?
– Пока жива была моя мама Вера Ивановна, глубоко верующая в бога, – заметил Николай Николаевич, – я связывал защиту извне с её горячими молитвами к нему. Мамы давно нет в живых, но руку помощи я ощущаю всегда, особенно в критические моменты. А таковых было немало. Вот несколько эпизодов при жизни матери и без неё, забыть которые невозможно. Я с десяти лет мог быть на том свете из-за перитонита. На моих глазах в больнице умер сверстник с таким же диагнозом. Врачи уже отказались спасать и меня. Но мама, положив на мой живот образок Николая Угодника – небольшую фамильную икону, с которой мой дед Иван Уварович Семёнов добровольцем ушёл на русско-японскую войну 1904-1905 г.г. и вернулся домой с двумя Георгиевскими Крестами, – непрестанно слёзно молилась. Мне на живую сделали полостную операцию, длившуюся несколько часов, после которой моей жизни уже ничего не угрожало.
Второй случай, который мог унести меня в мир иной, связан с моим неуёмным детским любопытством. Два часа кряду я выдалбливал железякой тол, который взрывается от детонации, из неразряженной противотанковой гранаты, зажав её между коленок, и ни разу не попал по взрывателю. Ну, хотел капсуль исследовать… Наверное, небесный ангел прислал во время моих «изыскательских» трудов родного дядю, который устроил мне нагоняй. Но и после этого случая я взялся таким же образом исследовать боевую японскую гранату, и опять дядя помешал мне довести дело до конца…
Третий печальный случай, связанный с юношеской забавой поиграть в кучу-малу, едва не лишил меня руки. От неудачного падения под эту кучу я сломал лучевую кость на мелкие кусочки. Стал вопрос об ампутации руки. Родители молились о её спасении и о чуде. Мой отец Николай Ерастович обратился к директору Магнитогорского металлургического комбината Феодосию Воронову со слёзной просьбой помочь мне. Директор комбината незамедлительно дал команду главному врачу больницы Дробышеву, который в свою очередь озадачил заведующего травмпунктом Григория Вялова. Осмотрев руку, Григорий Фёдорович глубоко задумался, потом загипсовал её и попросил потерпеть малость.
Две недели он размышлял о спасении моей руки и принял решение вживить … бычью кость. Операция прошла настолько успешно, что через несколько лет я стал титулованным тяжелоатлетом.
Двадцать пять лет спустя судьба снова свела меня со спасителем моей руки. Меня он, конечно, не узнал, а когда я напомнил ему о нестандартной операции, незамедлительно повёл на рентгеновскую съёмку, и был бесконечно удивлен результатом, ведь в его практике это был единственный случай… На подобный эксперимент ни раньше, ни позже никто из его коллег в нашей области и в Советском Союзе, да и сейчас не отчаялся – это сложнейшая задача и практически не решаемая…
Случай в 90-е годы, едва не унёсший меня к праотцам, до сих пор удивляет меня самого. Однажды, будучи за рулём УАЗ-469, у которого был «зверский» мотор, я мчался на стокилометровой скорости, но на повороте меня ослепили фары встречного транспорта. В поворот я не вписался, с дороги не слетел, но от машины остался кусок мятой железки. Ехавшие навстречу солдаты вытащили меня из искорёженного автомобиля в бессознательном состоянии. Память ко мне скоро вернулась, но я ничего не мог разглядеть вокруг. «Ослеп», – мелькнула страшная мысль. Начал с усилием тереть слипшиеся глаза и … прозрел – просто они были залиты кровью от небольшой раны – и смотрели на мир по-прежнему ясно…
Время меняется. В советские годы вера в бога была гонима, упрятана в тайники души, о пострадавших за неё говорить боялись даже с близкими, к родословию интерес утратили. Сегодня многие посредством архивов заглядывают в прошлое в надежде узнать, что кто-то из предков был из дворян или известным человеком. И это неплохо. Говорят, что знание своих предков духовно полезно: даёт возможность как-то по-иному взглянуть на себя и свои поступки и постараться исправиться. В случае с Николаем Знаменским так и произошло.
– Конечно, сам факт того, что в роду было много священников, – сказал он, – не только вызывает чувство гордости, но и накладывает дополнительные моральные обязательства. Я стал вдумчивее изучать Священное Писание, чаще ходить в храм и принимать участие в решении проблем прихода, а также усерднее молиться за всех предков – в этом, считаю, и должен заключаться смысл изучения родословной.
Екатерина Поплева, катехизатор храма Владимирской иконы Божией Матери.
